Мировая торговля в 2020 г. испытала настоящее потрясение, и не одно, а целую серию — от изменений характера потребительского спроса до необходимости оперативно пересматривать цепочки поставок из-за перебоев, связанных с ковидом. Этот шок будет временным, но он может усилить куда более долгосрочный тренд — движение к чистому производству. Пограничный углеродный сбор Евросоюза, который может быть введен уже в конце 2021 — начале 2022 г., способен изменить баланс сил на мировых рынках и будущее многих компаний — оно будет зависеть от их способности адаптироваться к новому регулированию. В октябре Еврокомиссия назвала три сектора, с которых планирует начать: производство стали, цемента и электричества.

Что такое пограничный углеродный сбор ЕС?

Экспортеры, поставляющие товары в страны Евросоюза, будут обязаны платить сбор за выбросы углекислого газа, образующиеся при производстве их продукции. При этом поставщики из стран, где действуют такие же правила, могут быть освобождены от выплат. Формат сбора пока не определен: это может быть как налог на импорт (то есть сбор за выбросы CO_²), так и распространение системы ограничения выбросов и торговли квотами на импортируемые товары (по сути, ограничение выбросов).

Любой из форматов приведет к потерям для экспортеров, не уделяющих достаточно внимания декарбонизации производства, и создаст преимущества для тех, кто применяет более "чистые" технологии.

Кроме того, может вырасти интерес к производству в ЕС, поскольку европейская система торговли выбросами (ETS) финансово стимулирует бизнес отслеживать и сокращать свой углеродный след.

Углеродный след

На страны ЕС приходится 42% российского экспорта (по данным ОЭСР за 2019 г.), Россия находится на втором месте после Китая по экспорту CO₂ в ЕС: около 150-200 млн т ежегодно. Китай начал заниматься проблемой сокращения углеродного следа еще в 2013 г., запустив пилотные площадки, переходящие на более чистое производство. Китай ведет активный диалог с ЕС о регулировании и технической подготовке собственной платформы ETS, которую планирует запустить в ближайшее время. Европейские специалисты проводят тренинги для компаний из Китая.

В России такой системы пока нет. Проект федерального закона о ее создании все еще обсуждается властями, отсутствуют единая система и механизмы учета, отчетности и аудирования парниковых выбросов. Все это осложняет процесс взаимоучета выбросов, который потенциально может стать частью системы пограничного сбора.

Отрасли под ударом

Европейский пограничный углеродный сбор прямо или косвенно повлияет на все отрасли промышленности Европы, которые зависят от импорта. Нововведение затронет не только иностранных поставщиков, но и местных производителей, использующих импортное сырье: они будут решать непростой вопрос пересмотра (а возможно, даже разрыва) отношений с поставщиками в зависимости от уровня их экологической ответственности.

В наибольшей степени новый сбор повлияет на производство продуктов нефтепереработки и кокса (ключевой компонент для производства стали), а также на горнодобывающую промышленность. Если сбор с импорта в ЕС составит $30 за тонну выбросов диоксида углерода (CO₂) — один из возможных достаточно консервативных сценариев, — то рентабельность поставок нефти в ЕС сократится в среднем на 20% (при цене $30-40 за баррель), а прибыль импортеров древесной массы в страны Евросоюза может упасть на 65%. Также, по оценкам BCG, довольно высок уровень углеродоемкости у российской металлургии, химической и бумажной продукции. Этот показатель отражает относительный вклад различных секторов в создание парникового эффекта. Прибыль от плоского металлопроката, который применяется при производстве автомобилей и другой техники, а также в строительстве, может сократиться в среднем на 40%. Причем большинству неэффективных с точки зрения выбросов CO₂ производителей может оказаться особенно трудно переложить эти затраты на потребителей или поставщиков, поскольку предложение товаров массового потребления сейчас превышает спрос.

Дополнительная нагрузка на экспортеров из России из-за углеродного сбора может составить около $3-5 млрд в год, и наибольшая часть бремени ляжет на нефтегазовый сектор и металлургию.

Себестоимость добычи может вырасти для всех поставщиков нефти, для России — на $2/барр. На столько же она вырастет и для США, поэтому углеродный сбор не изменит затраты двух стран относительно друг друга, однако может негативно сказаться на отдельных компаниях. Повлияет сбор и на российских производителей стали, но при средней себестоимости тонны в $320-340 и сборе около $47 за тонну они все же смогут сохранять достаточно низкие цены. А вот для производителей азотных удобрений углеродный сбор может оказаться заградительно высоким, достигнув 40-65% нынешней экспортной стоимости, что может привести к полной потере рынка. Значительное влияние углеродного сбора ощутят на себе целлюлозно-бумажная и стекольная промышленность. В целом нововведение неизбежно повлечет за собой повышение стоимости российских товаров по ряду секторов, что, в свою очередь, может привести к обострению конкурентной борьбы за европейский рынок.

Быстрый ответ

Механизм, который в конечном итоге будет применен Евросоюзом, еще окончательно не определен, однако готовиться к вводу пограничного углеродного сбора и компаниям, и государствам-экспортерам нужно уже сейчас. От государственных органов потребуется в первую очередь разработка стандартов измерения и отчетности по выбросам парниковых газов, а также определение целей снижения эмиссии и обеспечение прозрачности. Для взаимного учета выбросов Евросоюзом и Россией необходимо:

— в диалоге с бизнесом создать внутренний российский механизм регулирования выбросов парниковых газов или в виде собственного налога, или в формате системы торговли выбросами по аналогии ETS Eвросоюза;
— синхронизировать действия с европейскими регуляторами.

Кроме того, некоторым российским компаниям потребуется государственная поддержка и желательно, чтобы это были механизмы стимулирования и субсидирования, привязанные к целям сокращения выбросов, а не инструменты протекционизма. Важной государственной задачей станут диверсификация экспорта и расширение рынков сбыта.

Срок перехода на новые стандарты будет различаться в зависимости от отрасли и компании: в тех случаях, когда достаточно будет ограничиться перенастройкой отчетности, можно уложиться в относительно короткий период, а для изменения производственных процессов могут потребоваться годы. Поэтому предельно четкая оценка ситуации, а затем разработка и внедрение необходимых механизмов станут первоочередной задачей российских компаний. Следующими этапами могут стать изменение технологий, ведение внутреннего учета с использованием условных цен на углерод и проактивная декарбонизация всей цепочки поставок.

Пограничный углеродный сбор ЕС может переписать правила международной торговли. Лидерами в новой реальности станут те, кто сможет своевременно адаптироваться и воспользоваться возможностями, открывающимися на глобальных рынках. Время чистых технологий уже пришло, и нужно постараться оказаться в авангарде этого тренда.

Антон Косач, управляющий директор и партнер BCG

Удивительно: в период экономического хаоса и ковид-неопределенности РЖД как ни в чем не бывало продолжает рапортовать о расширении пропускных способностей железнодорожной магистрали на Дальний Восток под перевозки угля. На ближайшие годы программа в оптимистичном сценарии рассчитана на 1,2 трлн руб. и на прирост объемов угля в 2,5 раза. Катастрофа на рынке жидких углеводородов, где за месяц размолвок в ОПЕК цены ушли в отрицательную зону, похоже, ничему не научила угольщиков. И уж тем более они не задумываются об очевидных мировых трендах, чуть менее звучных сейчас, но более глобальных с точки зрения экономических последствий.

Зеленая повестка звучит все больше как тема борьбы за права человечества, за его ближайшее будущее, за выживание. Но не только. Это еще и разговор о том, как противостоять производству с дешевой рабочей силой, как сдержать экономику, в издержках которой минимизированы социальные обязательства. Другими словами, как победить Китай.

Зеленая доктрина открывает возможности для рынков сбыта передовых энергетических технологий. Парижское соглашение предполагает все большее перераспределение средств от загрязнителей в пользу грин-реформаторов (т. е. европейских производителей) в том числе за счет углеродного налога. Однако стратегически целеустремленный и тактически гибкий Китай тоже не остался в стороне и последовал современным экотенденциям. Страна выделила $2 млрд на запуск беспрецедентного по своим масштабам проекта возобновляемой энергии China’s carbon pledge взамен грязной угольной генерации, и она сохранит свое лидерство в глобальной конкуренции.

Российская экономика могла бы некоторое время оставаться в стороне от битвы титанов, если бы не уголь. Россия сегодня добывает 440,65 млн т угля, экспортирует 205,4 млн т (из них в страны Азиатско-Тихоокеанского региона — 100 млн т) и занимает 3-е место в мире по экспорту угля. Нетрудно представить, как начнет лихорадить рынок угля, если Китай в рамках своей новой зеленой политики объявит о 15-20%-ном сокращении использования угольной генерации в ближайшее время.

Хотя доля России в поставках угля в страны Азиатско-Тихоокеанского региона занимает только 9,3%, принципиальное значение имеет природа этой доли. Дело в том, что сбыт угля в нашей стране долгое время дотируется государством посредством поддержки тарифов на перевозку угля со стороны РЖД. Уголь возится по ценам на 53% ниже среднесетевого тарифа, иначе он не мог бы быть конкурентоспособным на рынках сбыта. Для государства поддержка угольный отрасли — не только социальная задача: на предприятиях угледобычи занято 200 000 человек трудоспособного населения России и в головах чиновников до сих пор не утих стук шахтерских касок на Горбатом мосту. Это также позволяет государству поддерживать высокий спрос на услуги железнодорожного транспорта со стороны угольщиков и аргументировать многомиллиардные инвестиции в строительство железнодорожной инфраструктуры. Так или иначе перспектива неизбежного снижения конкурентоспособности российского угля на фоне активации зеленой повестки — проблема не только для частных собственников угольных компаний, но и для государства в целом. Поэтому РЖД сегодня выступает с предложением снять бремя сниженного тарифа для угля со своего бизнеса и переложить эти субсидии напрямую на госбюджет.

Тарифная дискуссия между угольными компаниями и РЖД — дело привычное. Однако обычно речь шла об объемах платежей, позволяющих РЖД поддерживать иллюзию экономической целесообразности долгосрочных инвестиций в строительство инфраструктуры, иначе трудно при текущих тарифах обосновывать, зачем вообще строить новые дороги для перевозки убыточного груза. Сегодня, когда стороной тарифного договора вынуждено стать государство напрямую вместо РЖД, именно государство должно определить, есть ли перспективы у угольной отрасли в долгосрочной перспективе: имеет ли смысл замахиваться на расширение БАМа и Транссиба под перевозки угля и тратить значительные средства, если речь идет о глобальных рисках снижения спроса на уголь из-за набирающей обороты зеленой политики.

Ну и, конечно, масла в огонь подлил COVID-19. Все чаще среди причин природных аномалий, в том числе пандемии, звучит регресс в сторону неадекватной мировой экологической политики. Заметно изменилась форма подачи экологической информации и отношение к ней: шутки на тему загрязнения окружающей среды становятся моветоном среди политического и бизнес-истеблишмента, чиновников и СМИ. Накал непринятия оппозиционных идей на тему загрязнений окружающей среды близок к BLM, так что игнорировать влияние зеленой политики на экономику уже точно невозможно.

Мария Никитина, к. э. н., независимый эксперт в сфере железнодорожной транспортной логистики