Одной из острых экономических тем продолжает оставаться налогообложение нефтегазового комплекса. Минфин, как известно, предложил поменять курс рубля в формуле изъятия у нефтяников налога на добычу полезных ископаемых, что должно было дать бюджету порядка 600 млрд рублей только в следующем году. После длительных обсуждений на самом высоком уровне в итоге отказались от этой идеи. Однако, очевидно, финансовые власти не спешат отказываться от своих задумок, даже называя нефтяников шантажистами и советуя им экономить на издержках.

Честно говоря, издержки легко можно найти и в расходных статьях бюджета, но ведь гораздо проще изменить несколько цифр в формуле. Минфин хочет собрать 200 млрд с нефтяников, еще 100 млрд с "Газпрома", еще 30 млрд за счет роста акцизов на печное и маловязкое топливо. Это не так неприятно, как упорные бои с бюджетополучателями, привыкшими к комфортной жизни за счет перераспределения в их пользу нефтегазовой ренты.

Однако крик нефтяников — это не шантаж. Давайте просто попробуем услышать их аргументы. Отрасль именно сейчас критически нуждается в инвестициях. Потому что до сих пор основная нефть у нас добывается на старых советских месторождениях. Уже десять лет отрасль твердит о том, что без инвестиций в новые проекты добычу на нынешнем уровне не удержать. Однако против отрасли давно уже применяют жесткую фискальную политику, главная цель которой — увеличить изъятия у компаний в пользу бюджета. Невзирая на то, что мы продолжаем поддерживать добычу за счет эксплуатации старой советской ресурсной базы.

По итогам 2014 года валовая добыча нефти на новых месторождениях — со сроками ввода в эксплуатацию не более 5 лет — составила 40,7 млн тонн. И это из добытых 527 млн тонн!

Увы, люди с бухгалтерским мышлением рассуждают так: раз отрасль пока удерживает добычу, значит, все у нее хорошо и она занимается "пугалками". Выходит, отрасль услышат только тогда, когда добыча начнет заваливаться. Но уже будет поздно. Проблема в том, что нефтянка — отрасль с длительным инвестиционным циклом. От первых инвестиций до первой нефти может пройти пять и более лет. Если начнется падение, значит это результат инвестиционного голода. Но исправить ситуацию уже никто не сможет.

Параллели с концом экономики СССР становятся совсем явными, но приходят на ум многим экспертам — очень уж похожа история. С начала 80-х годов отраслевики убеждали руководство страны в необходимости роста капитальных затрат. Но добыча росла на старом багаже и их никто не слышал. В итоге в 1987-1988 годах СССР поставил свой исторический рекорд по добыче. Власть была уверена — раз рекорды, значит, в отрасли все отлично. Но изъятие инвестиционных ресурсов уже вырыло яму, которую партийное руководство в упор не желало замечать. Уже в 1989 году добыча начинает заваливаться. И дело не в распаде СССР — еще до крушения страны мы потеряли более 100 млн тонн добычи. Всего за три года! Потому что отрасль лишили инвестиций, самоуспокоившись хорошими текущими цифрами.

Инерция обвала была чудовищной — к середине 90-х мы потеряли уже 270 млн тонн от советских пиков добычи! Антирекорд поставили, кстати, в 1996 году, когда на президентских выборах оппозиция чуть было не пришла к власти.

Отрасль именно сейчас критически нуждается в инвестициях. Потому что до сих пор основная нефть у нас добывается на старых советских месторождениях.

Сейчас мы вновь находимся на подъеме добычи. Добыча нефти в России составила в сентябре 2015 года 10,74 млн баррелей в сутки, что является абсолютным рекордом постсоветского времени. Но, увы, все как у классика: "Дома новы, но предрассудки стары". Опять никто не верит отрасли. Хотя, по мнению экспертов, она находится на пределе своих возможностей. И, на мой взгляд, мы наблюдаем последний год роста добычи.

Не могу сказать, что минфин не задумывается о перспективе. Логика проста — если обвалится добыча, резко сократится и приток денег в бюджет. Нефтяники сократят закупки у металлургов и машиностроителей, что приведет к всплеску безработицы и концу планов импортозамещения в тех отраслях, где основным покупателем являются как раз нефтегазовые компании. Минфин вроде бы начал это осознавать. Начались цивилизованные переговоры о смене налоговой философии и переходе от взимания налогов в выручке к налогообложению прибыли. Минфин включился в практическое обсуждение новой схемы, стал предлагать вариант перехода на налог на добавленный доход с сохранением налога на добычу полезных ископаемых (НДПИ). И вдруг — полный разворот ситуации. Опять возврат к простым решениям, которые только кажутся простыми, а на деле могут обернуться большими бедами.

Я вовсе не хочу представить нефтяные компании нищими с протянутой рукой. Готов согласиться, что возможности экономии у компаний есть. Когда, скажем, некоторые концерны спонсируют боксерские шоу в Венесуэле и просят налоговых скидок — это выглядит странно. Да, отрасль могла бы найти дополнительные резервы. Но у нефтяников нет заинтересованности бороться за эффективность — стоит показать новую прибыль, и ее тут же срезают в бюджет под любыми предлогами.

Самый разумный подход сегодня — подумать, как создать у нефтяной индустрии возможности для дополнительных инвестиций. Было бы более рационально, если бы правительство озаботилось не изъятием всего и вся у нефтяников, а созданием механизма гарантированных инвестиций в развитие нефтедобычи. Это принесло бы больше пользы, чем упорное пиление сука, на котором сидит половина нашего бюджета.

Кстати, наши соседи из Казахстана, который также является нефтедобывающей страной и сильно страдает от подешевевшей на мировом рынке нефти, решил снизить НДПИ для 70% нефтегазодобывающих компаний. Планируемое снижение ставки составит порядка 8%. Хотелось бы, чтобы и наши чиновники исходили из стратегических приоритетов, умели заглядывать в будущее и извлекать нужные уроки из прошлого.

Константин Симонов

LetterOne (L1) ведет переговоры о покупке у E.On доли в крупных нефтегазовых месторождениях в Норвежском море, сообщила в среду Financial Times. Переговоры находятся в продвинутой стадии. Сумма сделки может составить более $1 млрд. Несколько недель назад E.On получила предложения от нескольких компаний и находится на завершающей стадии переговоров с L1, передало Reuters со ссылкой на источники в отрасли и банках. О сделке будет объявлено в ближайшие дни. Представители L1 и E.On отказались от комментариев.

E.On владеет долями в трех месторождениях в Норвежском море: 30% — в Njord, 28,1% — в Skarv и 17,5% — в Hyme. В 2014 г. на долю компании пришлось 16,35 млн баррелей нефтяного эквивалента. E.On решила продать эти активы, а также месторождения в Северном море и Алжире еще в прошлом году в надежде привлечь около $2 млрд, сообщало Reuters.

L1 была создана акционерами "Альфа-групп" в июне 2013 г. после продажи "Роснефти" доли в ТНК-BP. На долю владельцев L1 пришлось $13,86 млрд. Судя по всему, из этих денег потрачена пока лишь малая толика. Компания совершила лишь одну крупную сделку. В марте она купила нефтегазовую RWE Dea (сейчас переименована в DEA Deutsche Erdoel) за 5,1 млрд евро. Сделку одобрили все страны, где работает DEA, кроме Великобритании. Британские власти опасаются, что в отношении L1 или ее собственников могут быть введены санкции и это поставит под угрозу добычу газа на 11 участках DEA в Северном море (суммарно обеспечивают 3–5% добычи газа в стране и около трети — самой DEA), поэтому министерство энергетики страны дало L1 шесть месяцев на их продажу, иначе отзовет лицензию на них. Срок истекает 20 октября.

L1 получила предложения от химического холдинга Ineos и двух частных инвестиционных фондов — Siccar Point Energy и Chrysaor, сообщила Financial Times. Но ее не устроили условия потенциальных покупателей. Компания хотела получить до $1,2 млрд, а самые высокие предложения были в районе $750 млн, цитирует Reuters людей, близких к процессу продажи. L1 обратилась к правительству Великобритании с просьбой получить отсрочку и "выиграть время в надежде получить лучшую цену", говорил источник в одном из банков. Дедлайн остается прежним — 20 октября, сказал в среду "Ведомостям" представитель департамента энергетики и климатических изменений Великобритании.

В мае L1 сообщила о продаже части бизнеса DEA в Египте своему партнеру по этому проекту — британской BP. Сумма сделки не раскрывалась. Продажа части актива позволит сэкономить на инвестициях и направить деньги на новые покупки, говорил близкий к L1 человек. У компании много планов, указывал он.

L1 интересен шельф Северного моря, она не стала бы продавать британские активы, если б не требование, считает директор Small Letter Виталий Крюков. Добыча в британском секторе Северного моря сложнее, чем на норвежском шельфе, говорит аналитик "Сбербанк CIB" Валерий Нестеров: "Норвежская часть менее выработана. Норвегия активно проводит мероприятия по поддержанию добычи, применяя современные технологии. Падения добычи там не ожидается". По его словам, отношение норвежского правительства к российским компаниям менее предвзятое и политизированное, чем в Великобритании.

L1 также заинтересовалась бразильским рынком мобильной связи. Она может инвестировать в четвертого по величине в Бразилии мобильного оператора Oi. А тот, в свою очередь, рассматривает возможность слияния со вторым игроком рынка — Tim, сообщило агентство Bloomberg со ссылкой на местные СМИ. Основные владельцы Oi — банк BTG миллиардера Андре Эстеваса, банк развития Бразилии BNDES и пенсионный фонд учителей Онтарио. Tim, капитализация которого составляет $4,9 млрд, на две трети принадлежит Telecom Italia. Слияние Tim и Oi позволит объединенному игроку занять 44% мобильного рынка Бразилии. Представители L1 и Oi не ответили на вопросы "Ведомостей".

Структуры Фридмана уже давно инвестируют в зарубежные телекомкомпании. Первую сделку "Альфа-телеком" (будущая Altimo, а затем — L1) совершил еще в 2004 г., купив 100% акций узбекского мобильного оператора Buztel. В результате экспансии L1 стала крупнейшим акционером Vimpelcom ltd. с активами в России, Италии, на Украине, в Алжире и других странах.

Китайский вендор Huawei в своем отчете о бразильском сотовом рынке называет его высококонкурентным, даже более конкурентным, чем китайский. Huawei отмечает, что большинство акционеров бразильских сотовых компаний — из Мексики или Европы.

На бразильском рынке девять операторов, указывает аналитик Оvum Алла Шабельникова. Oi — четвертый по доле рынка. Причем по выручке, согласно данным Ovum, доля Oi во II квартале 2015 г. — 12,2%, добавляет эксперт. Проникновение сотовой связи в Бразилии во II квартале 2015 г. составляло 139,98%, рассказывает Шабельникова. Oi сейчас переживает непростые времена: у компании сильная долговая нагрузка, а из-за девальвации национальной валюты она только возросла, говорит аналитик Газпромбанка Сергей Васин. И так как сейчас компании нужны деньги, она может "продаться" по привлекательной для инвестора цене. А в остальном Oi — интересный и перспективный актив, считает он.

Поведение L1 абсолютно логично, компания хочет расширять географию присутствия, говорит руководитель управления аналитических исследований "Уралсиба" Константин Чернышев. Фридман говорил, что не хочет ограничивать свои инвестиции только Россией. Вот он и ищет перспективные компании на различных рынках.

Галина Старинская, Елизавета Серьгина, Дарья Тросникова

Schlumberger направила в ФАС просьбу прекратить рассмотрение ходатайства о покупке Eurasia Drilling (EDC), ее просьба была удовлетворена, передал через пресс-службу начальник управления контроля иностранных инвестиций ФАС Армен Ханян. Сама EDC еще 30 сентября сообщила, что сделки не будет, так как Schlumberger не стала продлевать предложение о покупке.

По итогам почти полугодовых переговоров единственным камнем преткновения между Schlumberger и правительственной комиссией стало требование государства получить в новой компании "золотую акцию" (дает владельцу право вето по ключевым вопросам). Об этом в понедельник сообщил член совета директоров EDC и президент РСПП Александр Шохин. По его словам, Schlumberger принципиально согласилась на все условия правительственной комиссии, включая продажу компании российскому инвестору в случае расширения санкций. Только одно условие — предоставление государству "золотой акции" — было отклонено: Schlumberger входила в капитал частной компании, а не в компанию с государственным правом вето, объясняет он. О том, что государство требовало от Schlumberger "золотую акцию" в новой компании, в апреле писал "Коммерсантъ" со ссылкой на источники, ФАС на следующий день это опровергла. Не подтвердил представитель службы эту информацию и вчера: никаких предложений о "золотой акции", по его словам, ФАС не выдвигала. Представитель EDC отказался от комментариев, его коллега из Schlumberger на запрос не ответил.

Schlumberger и EDC объявили о сделке стоимостью $1,7 млрд в начале года. За эту сумму Schlumberger получала 46% российской компании и опцион на покупку оставшихся акций через три года. Но ФАС и Минприроды вынесли сделку на правительственную комиссию, которая постоянно откладывала рассмотрение вопроса. Формального "нет" Schlumberger так и не получила, говорит собеседник, близкий к одной из компаний. Руководитель ФАС Игорь Артемьев даже предположил, что Schlumberger отказалась от сделки с EDC из-за цен на нефть. "Я думаю, что если бы все-таки они проявили больше терпения (для согласования сделки. — ИФ), то, я считаю, были бы хорошие перспективы", — сказал он на прошлой неделе (цитата по "Интерфаксу").

Алина Фадеева