Коммерсантъ

-В условиях финансового кризиса многие компании уже говорили о возможности сокращения своих инвестпрограмм, что может повлечь и снижение добычи. Они обсуждали планы с министерством?

- Реализация инвестиционных программ — это задача компаний. Сегодня действительно возникают сложности с привлечением банковского финансирования. Но разработкой полезных ископаемых у нас занимаются серьезные предприятия, у них есть собственные свободные ресурсы, у некоторых они выражаются в миллиардах долларов. Из-за кризиса приоритеты в деятельности компаний могут измениться, на что-то денег не найдется. Но мне кажется очевидным, что компании должны найти средства на исполнение обязательств перед государством.
Кроме того, я не представляю себе объективного механизма изменения требований лицензионного соглашения. Мы должны собрать недропользователей и сказать: "Кто громче плачет, тому мы изменим лицензию"? Ничего, кроме глупости и коррупции, такой механизм породить не может. Если какие-то компании не справятся с выполнением лицензионного соглашения из-за того, что неправильно строили свою финансовую политику, государство будет иметь возможность еще раз продать права пользования месторождениями и получить дополнительные средства в бюджет.

- То есть ни снижение цен на нефть, ни "ножницы Кудрина" не будут оправдывать нефтяников в глазах Минприроды?

- Считаю, что объективных предпосылок для долговременного снижения цены на нефть нет. Ведь люди будут отапливать жилища, продолжат пользоваться автотранспортом. На спрос можно повлиять в краткосрочной и даже среднесрочной перспективе, но данных о том, что в ближайшее время в мире будут разрабатываться какие-то новые, значительные запасы нефти, нет. Спрос — это маятник. Он может отклоняться с большей или меньшей силой, но все равно вернется обратно.

- Снижение добычи компаниями может повлечь претензии со стороны Минприроды и его ведомств?

- Я бы хотел, чтобы у нас была возможность более предметно участвовать в определении результатов деятельности компаний по добыче полезных ископаемых. Некоторое увеличение государственного регулирования здесь бы не помешало. Но мы не можем прийти к компании и сказать, чтобы она больше добывала. Для этого нужно, чтобы проект разработки месторождения, подготовленный компанией и одобренный нашими специалистами, имел силу нормативного акта.

- А разве сейчас компаниям не предъявляются претензии, касающиеся объема добычи?

- По сути, проект разработки — это внутренний документ компании, который не имеет статуса соглашения с государством. Хотя иногда такие требования пытаются предъявить. Но отклонения не считаются нарушением лицензии или нормативного акта. Второй вопрос связан с уже выданными лицензионными соглашениями, где не записаны существенные условия, касающиеся сроков и объемов работы. А компании обычно без особого энтузиазма возлагают на себя дополнительные обязательства. Конечно, прошлое изменить нельзя, но можно не повторять таких ошибок в будущем и согласовать список требований, обязательно включаемых в лицензионные соглашения. Чтобы Роснедра ориентировались не на наши пожелания о том, какие пункты нужно включать в соглашение, а на закон. И знали, что в соглашении надо закрепить срок ввода месторождения в эксплуатацию, окончание геологоразведки и так далее. Такие поправки к закону давно разработаны, и мы пытаемся их принять. А нам стараются помешать.

- Кто?

- Не хочу персонифицировать. Но мы потратили полгода на то, чтобы согласовать поправки со всеми органами федеральной власти и внести в правительство. А нам их отправили обратно с формулировкой, что неплохо было бы пересогласовать в связи с изменениями названий органов федеральной власти. Мне кажется, что за последние 15 лет мы просто привыкли к безответственности компаний, а компании привыкли ориентироваться на окрики, а не на законодательство и нормативные документы.

- То есть, по сути, компаниям не нужно опасаться претензий со стороны государства, если они меняют свои инвестпрограммы и снижают добычу?

- В добывающем блоке ответ — "да". У нас очень мало лицензий, где установлены параметры, связанные с объемами добычи. Но в геологоразведке ситуация другая. В большей части лицензий сроки указаны. И если компании их не выполнят, то столкнутся с массой проблем.

- Вы не опасаетесь, что, пересмотрев инвестпрограммы, компании будут менее активно участвовать в аукционах и цены на участки недр, которые в этом году достигали рекордных значений, снизятся?

- Я не могу сказать, что меня это сильно огорчит. На аукционах мы получаем рыночную цену, эквивалентную спросу и предложению в данное время. Очевидно, что сегодня масштаб денег изменился. И на один рубль можно купить больше, чем раньше. Финансовый кризис, если он будет продолжаться, не приведет к фундаментальным изменениям, просто деньги будут стоить дороже.

- То есть откладывать проведение аукционов вы не планируете?

- Я слышал такие рассуждения. Но разработка месторождений полезных ископаемых — это конвейер. И если мы не передадим в срок права пользования не месторождение, значит, оно будет недоразведано, не обустроено, не оконтурено сеткой скважин — и разрабатывать его будет нельзя.

- Может быть, в условиях падения цен на нефть рост добычи и не нужен?

- А нам нужны рост пенсий и улучшение качества медобслуживания и образования? Мы говорим о диверсификации экономики давно, и такая тенденция есть, но при этом на поступление от добычи полезных ископаемых как приходилось 50% бюджета, так и приходится. Я двумя руками за, чтобы мы конкурировали на мировых рынках не за счет нефти, а за счет великолепных российских автомобилей или комфортабельных российских авиалайнеров. Но сначала надо научиться их делать. А пока не научились, у нас есть прямая обязанность обеспечить компании запасами, чтобы они выполняли предусмотренные лицензией требования и казна не скудела.

- У победителей аукционов в последнее время не возникало проблем с оплатой лицензий?

- У нас всегда есть процент недропользователей, которые в пылу азарта на аукционе обещают больше, чем могут заплатить. Ничего криминального в этом не вижу. Если все без сожаления будут бежать к нам с деньгами уже на следующий день, значит, мы плохо продаем права пользования.

- Не опасаетесь, что объемы бюджетного финансирования геологоразведки могут быть сокращены?

- Буквально три месяца назад было принято решение увеличить финансирование геологоразведки вдвое. И нас в этом вопросе полностью поддержал председатель правительства Владимир Путин.

- А планы по доведению уровня утилизации попутного нефтяного газа (ПНГ) до 95% к 2012 году не изменились?

- Наша позиция по 2012 году согласована с Минэнерго, надеюсь, она в ближайшее время будет принята и утверждена. Кроме того, утилизация ПНГ — это не закапывание денег, а просто проект с более длительным сроком окупаемости, чем добыча нефти. Эти деньги все равно вернутся, не говоря уже о том, что уменьшится нагрузка на природу.

- Размер штрафов за превышение лимитов установлен?

- Они согласованы. Проект постановления предполагает взимание с 2012 года платы за выбросы в пределах 5% от добываемого ПНГ, то есть в пределах норматива. При этом за сверхнормативные выбросы ≈ пятикратное увеличение размера платы и дополнительный коэффициент 4,5. В случае отсутствия счетчиков размер платы умножается на дополнительный коэффициент.

- Подготовка программы развития шельфа, которую вы разрабатываете вместе с Минэкономики, продолжается? "Роснефть" и "Газпром" уже сформировали планы?

- Предложения есть, хотя, на наш взгляд, они нуждаются в детализации. Я думаю, к концу года будет готова и программа.

- Планы "Роснефти" и "Газпрома" на шельфе пересекаются?

- В какой-то части — да. Но я не думаю, что мне нужно обсуждать планы компаний в публичном режиме. Если у них есть желание опубличить это, они сами об этом расскажут.

- Когда правительство распределяет шельфовые участки, Минприроды участвует в этом процессе или просто выполняет принятые решения?

- Компании предоставляют нам свои предложения, и совершенно очевидно, что мы будем докладывать правительству свое видение. При решении этого вопроса учитываются виды углеводородов, наличие транспортной сети, инвестиционных возможностей, человеческих ресурсов.

- Но изученность шельфа низка, и не всегда понятно, где газ, а где нефть.

- Есть представление ученых о преобладании того или иного вида полезных ископаемых. Специализация "Роснефти" и "Газпрома" тоже общеизвестна.

- Но по прогнозам, газа на шельфе гораздо больше, чем нефти.

- Газа больше.

- Означает ли это, что "Роснефть" не будет получать газовые участки?

- Во всяком случае, в наших предложениях мы будем исходить из того, что газом у нас в стране занимается в основном "Газпром".

- Поэтому Роснедра не продлили лицензию "Роснефти" на Западно-Камчатский шельф?

- "Роснефти" права на этот участок были предоставлены с условием газификации Камчатки. И в эту программу должны были вкладываться большие деньги. Но выяснилось, что эта работа не велась вообще. Обязательства компании не были зафиксированы в условиях лицензии, поскольку она выдавалась в целях геологического изучения, вместе с тем обязательства компании были указаны в соответствующем распоряжении правительства.

- Вы могли бы дать ей время исправиться. Ведь "Газпром" тоже будет начинать работу с нуля.

- Для нас не было никакой разницы, кто выполнит эту работу. Но "Роснефть" и не собиралась этого делать. Я был на совещании, где обсуждалась эта тема,≈ "Роснефть" не могла ответить ни на один вопрос о своих планах. А "Газпром" эту работу реально начал.

- Почему вы решили начать проверку исполнения лицензионного соглашения по Ковыктинскому месторождению накануне завершения сделки по его покупке "Газпромом" у ТНК-ВР?

- Я ничего не знаю про сделку. Год назад мы проверили компанию ("РУСИА Петролеум", владелец лицензии на Ковыктинское месторождение, где ТНК-ВР контролирует 63%.≈ "Ъ") и сказали, что отберем лицензию (по условиям лицензионного соглашения на месторождении сейчас должно добываться 9 млрд кубометров газа в год, реально добывается 30 млн кубометров ≈ "Ъ"). Прошел год. Как только просочилась информация, что дано поручение провести новую проверку, так сразу пошла обратная информация о том, что сделка почти заключена. Я это слышал уже много раз.

- За прошедший год "Газпром" не прислал планы по разработке месторождения?

- А в каком качестве он должен был их прислать?

- В качестве потенциального собственника.

- "Газпром" действительно говорил, что он уже практически собственник. И если такая сделка совершится, он представляет, как разрабатывать проект. Проблема в том, что "Газпром" остается "потенциальным собственником", но я не представляю себе такого правового института.

- Вы будете предоставлять "РУСИА Петролеум" срок для устранения нарушений?

- Рассматривать этот вопрос будет комиссия Роснедр. Но у меня нет убеждения, что речь пойдет о дополнительном сроке. Прошлогоднее решение (об отзыве лицензии, которое так и не было выполнено.≈ "Ъ") усугубит вину нарушителя.

- То есть лицензию могут отозвать сразу?

- Да. Предписание на устранение нарушений уже давали, сроки уже устанавливались.

- Но если месторождение отойдет в нераспределенный фонд, правительство все равно отдаст его "Газпрому".

- Но у нас есть шанс, что оно будет разрабатываться. (Ввод месторождения запланирован "Газпромом" в 2017-2022 годах с выходом на максимальный отбор газа в объеме 2,7 млрд куб. м в год до 2030 года.≈ "Ъ").

- Как вы относитесь к идее антимонопольной службы ограничить присутствие недропользователя на региональном рынке барьером 35%?

- Неоднозначно. В принципе я за конкуренцию, в том числе в добыче минерального сырья. Но взять и ограничить компаниям возможности приобретения запасов 35-процентным барьером не очень правильный ход. И ФАС с нами согласилась. Ведь в мире работают такие компании, как Shell, BP, Rio Tinto и так далее. И наши компании хотят конкурировать с этими монстрами. И есть общая тенденция интеграции компаний в сфере добычи полезных ископаемых. Поэтому наши компании, чтобы быть конкурентоспособными, тоже должны быть большими и сильными. То есть мы вместе с ФАС должны заниматься не обрезанием больших компаний, а созданием возможности для конкуренции на малых и средних месторождениях. Бороться с тем, что крупные недропользователи не занимаются выработкой старых месторождений, но и не пускают на эти месторождения малые компании. Здесь нужны новые нормы регулирования, мы вместе с ФАС подумаем и постараемся внести соответствующие предложения.

- В этом году Роснедра жаловались, что не могут проводить аукционы по продаже лицензий из-за трудностей с оформлением землеотводов. Как будет решаться эта проблема?

- Нужно изменять Земельный кодекс. Мы предлагаем свой механизм: если земля федеральная и региональная, ее нужно предоставлять без аукциона. Если земля частная ≈ мы считаем, что надо снять с Роснедр обязательства по предоставлению этой земли недропользователю на время проведения геологических изысканий. Мне кажется, обязанность государства должна исчерпываться информированием, что часть земли частная. Самые большие проблемы у нас возникают с землями сельхозназначения, особенно когда они разделены на наделы. И в итоге Роснедра занимаются тем, что всех этих владельцев разыскивают. А механизм может работать просто: мы даем информацию недропользователю перед аукционом, а он уже думает, реально или нереально эту землю выкупить.

- Вы не отказались от идеи перехода на новую классификацию запасов, которая будет ближе к международным стандартам, чем существующая?

- Система подготовлена, есть срок ее внедрения ≈ январь 2009 года. Мы провели два обсуждения этого вопроса, будем собираться еще. Ведь новая классификация касается не только новых месторождений, мы должны перевести на новую систему запасов всю существующие участки недр. А это колоссальная работа и для государства, и для недропользователей. И надо найти ответы на большое количество вопросов. К примеру, зачем вообще этим заниматься? Ведь полной гармонизации с мировой системой все равно не получается. Да и самой общемировой системы классификации запасов не существует, есть просто ряд самостоятельных методов, из которых можно выделить основные.

- Почему не воспользоваться методиками существующих классификаций?

- Потому что наиболее распространенные системы не относятся к сфере государственной регистрации. Существуют механизмы классификации запасов силами аудиторских компаний, когда сами недропользователи заказывают аудит и оценивают запасы с точки зрения рентабельности их разработки. Пока получается так: мы не можем перейти на рыночную классификацию, так же как не перешли и другие страны, потому что система учета государства преследует несколько другие цели.
Наша классификация основана на определении физических объемов полезных ископаемых на месторождении и экономику учитывает в гораздо меньшей степени, чем западная. Но экономику компания учитывает для себя, для аудита, для капитализации, а не для целей государственной регистрации. Ведь если цена на нефть изменится, что будет с этой экономической эффективностью? Поэтому систему классификации запасов мы совершенствовать будем, но должны несколько раз проверить эту идею. Пока возникает масса вопросов. Например, запасы наших компаний при переходе на новую классификацию уменьшатся или увеличатся? На капитализации это скажется положительно или наоборот? Новая классификация запасов для экономики страны ≈ это хороший шаг или он отбросит нас назад?

- Ваш заместитель Семен Леви в сентябре сказал, что подписал приказ об увольнении заместителя главы Росприроднадзора Олега Митволя. Вы поддерживаете это решение?

- Олег Львович (Митволь.≈ "Ъ") смело борется за устранение любой экологической несправедливости и идет в атаку с высокой степенью концентрации общественного внимания. И это совсем неплохо в целом ряде направлений деятельности. Но иногда он на момент начала работы вступает в противоборство не только с теми, кто нарушает природоохранное законодательство, но и со своим непосредственным руководством. Поэтому ситуация сложилась тупиковая: Кириллов (Владимир Кириллов, глава Росприроднадзора.≈ "Ъ") говорит, что не будет работать с Митволем, а Митволь говорит, что не будет работать с Кирилловым. А Росприроднадзор, он один, и вряд ли есть смысл его делить.